Неточные совпадения
Она никак не могла бы выразить тот ход мыслей, который заставлял ее улыбаться; но последний вывод был тот, что муж ее, восхищающийся
братом и унижающий себя
пред ним, был неискренен. Кити знала, что эта неискренность его происходила от любви к
брату, от чувства совестливости за то, что он слишком счастлив, и в особенности от неоставляющего его желания быть лучше, — она любила это в нем и потому улыбалась.
Предсказание Марьи Николаевны было верно. Больной к ночи уже был не в силах поднимать рук и только смотрел
пред собой, не изменяя внимательно сосредоточенного выражения взгляда. Даже когда
брат или Кити наклонялись над ним, так, чтоб он мог их видеть, он так же смотрел. Кити послала за священником, чтобы читать отходную.
За несколько недель
пред этим Левин писал
брату, что по продаже той маленькой части, которая оставалась у них неделенною в доме,
брат имел получить теперь свою долю, около 2000 рублей.
Вронский умышленно избегал той избранной, великосветской толпы, которая сдержанно и свободно двигалась и переговаривалась
пред беседками. Он узнал, что там была и Каренина, и Бетси, и жена его
брата, и нарочно, чтобы не развлечься, не подходил к ним. Но беспрестанно встречавшиеся знакомые останавливали его, рассказывая ему подробности бывших скачек и расспрашивая его, почему он опоздал.
Вид
брата и близость смерти возобновили в душе Левина то чувство ужаса
пред неразгаданностью и вместе близостью и неизбежностью смерти, которое охватило его в тот осенний вечер, когда приехал к нему
брат.
Пред самым только отъездом Николай поцеловался с ним и сказал, вдруг странно серьезно взглянув на
брата...
Он ожидал, что сам испытает то же чувство жалости к утрате любимого
брата и ужаса
пред смертию, которое он испытал тогда, но только в большей степени.
Наконец, я, по крайней мере, вдвое сильнее вас и, кроме того, мне бояться нечего, потому что вам и потом нельзя жаловаться: ведь не захотите же вы
предать в самом деле вашего
брата?
Дмитрий явился в десятом часу утра, Клим Иванович еще не успел одеться. Одеваясь, он посмотрел в щель неприкрытой двери на фигуру
брата. Держа руки за спиной, Дмитрий стоял
пред книжным шкафом, на сутулых плечах висел длинный, до колен, синий пиджак, черные брюки заправлены за сапоги.
Смутно поняв, что начал он слишком задорным тоном и что слова, давно облюбованные им, туго вспоминаются, недостаточно легко идут с языка, Самгин на минуту замолчал, осматривая всех. Спивак, стоя у окна, растекалась по тусклым стеклам голубым пятном.
Брат стоял у стола, держа
пред глазами лист газеты, и через нее мутно смотрел на Кутузова, который, усмехаясь, говорил ему что-то.
Лидия, все еще сердясь на Клима, не глядя на него, послала
брата за чем-то наверх, — Клим через минуту пошел за ним, подчиняясь внезапному толчку желания сказать Борису что-то хорошее, дружеское, может быть, извиниться
пред ним за свою выходку.
В гимназии она считалась одной из первых озорниц, а училась небрежно. Как
брат ее, она вносила в игры много оживления и, как это знал Клим по жалобам на нее, много чего-то капризного, испытующего и даже злого. Стала еще более богомольна, усердно посещала церковные службы, а в минуты задумчивости ее черные глаза смотрели на все таким пронзающим взглядом, что Клим робел
пред нею.
У Алеши вдруг мелькнуло воспоминание, что, уходя вчера от
брата из беседки, он увидел, или как бы мелькнула
пред ним влево у забора садовая зеленая низенькая старая скамейка между кустами.
Такая степень мнительности Мити, такая степень недоверия его даже к нему, к Алеше, — все это вдруг раскрыло
пред Алешей такую бездну безвыходного горя и отчаяния в душе его несчастного
брата, какой он и не подозревал прежде.
Слушай: если два существа вдруг отрываются от всего земного и летят в необычайное, или по крайней мере один из них, и
пред тем, улетая или погибая, приходит к другому и говорит: сделай мне то и то, такое, о чем никогда никого не просят, но о чем можно просить лишь на смертном одре, — то неужели же тот не исполнит… если друг, если
брат?
Цели этой девушки были благороднейшие, он знал это; она стремилась спасти
брата его Дмитрия,
пред ней уже виноватого, и стремилась из одного лишь великодушия.
И вспомнил я тут моего
брата Маркела и слова его
пред смертью слугам: «Милые мои, дорогие, за что вы мне служите, за что меня любите, да и стою ли я, чтобы служить-то мне?» — «Да, стою ли», — вскочило мне вдруг в голову.
— Получил от Смердякова, от убийцы, вчера. Был у него
пред тем, как он повесился. Убил отца он, а не
брат. Он убил, а я его научил убить… Кто не желает смерти отца?..
Надо всем стоял, как гора, главный, роковой и неразрешимый вопрос: чем кончится у отца с
братом Дмитрием
пред этою страшною женщиной?
Дмитрий задумался, потому что ничего не мог припомнить, что бы такое ему обещал, ответил только письмом, что изо всех сил себя сдержит «
пред низостью», и хотя глубоко уважает старца и
брата Ивана, но убежден, что тут или какая-нибудь ему ловушка, или недостойная комедия.
Лишь один только младший сын, Алексей Федорович, уже с год
пред тем как проживал у нас и попал к нам, таким образом, раньше всех
братьев.
А однако, передать ей поручение было видимо теперь тяжелее, чем давеча: дело о трех тысячах было решено окончательно, и
брат Дмитрий, почувствовав теперь себя бесчестным и уже безо всякой надежды, конечно, не остановится более и ни
пред каким падением.
— То-то
брат, такие такими и остаются, они не смиряются
пред судьбой. Так ты думаешь, что я не буду ее вечно любить?
— Этим образом благословил меня
пред своей кончиной наш родитель, поручая мне и покойному
брату Петру печься об вас и быть вашим отцом в замену его… если б покойный родитель наш знал ваше поведение против старшего
брата…
— Иване! не выберу я ему скоро казни; выбери ты сам ему казнь!» Долго думал Иван, вымышляя казнь, и наконец, сказал: «Великую обиду нанес мне сей человек:
предал своего
брата, как Иуда, и лишил меня честного моего рода и потомства на земле.
— Слушай, я выпущу тебя; но если ты меня обманываешь, — сказала Катерина, остановившись
пред дверью, — и, вместо того чтобы покаяться, станешь опять
братом черту?
Явился сам митрополит
С хоругвями, с крестом:
«Покайтесь,
братия! — гласит, —
Падите
пред царем!»
Солдаты слушали, крестясь,
Но дружен был ответ:
«Уйди, старик! молись за нас!
Тебе здесь дела нет...
Да скрыть-то нельзя-с! потому что кто его знает? может, он и в другом месте попадется, так и тебя заодно уж оговорит, а наш
брат полицейский тоже свинья не последняя: не размыслит того, что товарища на поруганье
предавать не следует — ломит себе на бумагу асе, что ни сбрешут ему на допросе! ну, и не разделаешься с ним, пожалуй, в ту пору…
— Ведаю себя чистым
пред богом и
пред государем, — ответствовал он спокойно, —
предаю душу мою господу Иисусу Христу, у государя же прошу единой милости: что останется после меня добра моего, то все пусть разделится на три части: первую часть — на церкви божии и на помин души моей; другую — нищей
братии; а третью — верным слугам и холопям моим; а кабальных людей и рабов отпускаю вечно на волю! Вдове же моей прощаю, и вольно ей выйти за кого похочет!
— Полно бога гневить, Максим Григорьич! — прервал его Серебряный, — чем ты не
брат мне? Знаю, что мой род честнее твоего, да то дело думное и разрядное; а здесь, перед татарами, в чистом поле, мы равны, Максим Григорьич, да везде равны, где стоим
пред богом, а не
пред людьми. Побратаемся, Максим Григорьич!
Он читает, а они повторяют: обещаюсь и клянусь всемогущим богом
пред святым его Евангелием… и т. д. защищать, т. е. убивать всех тех, кого мне велят, и делать всё то, что мне велят те люди, которых я не знаю и которым я нужен только на то, чтобы совершать те злодеяния, которыми они держатся в своем положении и которыми угнетают моих
братьев.
— Мы положили,
брат, особенно лелеять Фому, маменьку и Татьяну Ивановну. А Татьяна-то Ивановна! какое благороднейшее существо! О, как я виноват
пред всеми! Я и перед тобой виноват… Но если кто осмелится теперь обидеть Татьяну Ивановну, о! тогда… Ну, да уж нечего!.. для Мизинчикова тоже надо что-нибудь сделать.
Но сделай милость,
брат, оставь ты вид свой грозный,
И я открою
пред тобой
Все таинства премудрости земной.
В это время
пред ним явилась ещё женщина — сестра Гаврика, иногда забегавшая в лавочку посмотреть на
брата.
— Постой тут, Гаврик, — сказала девушка и, оставив
брата у двери, прошла в комнату. Лунёв толкнул к ней табурет. Она села. Павел ушёл в магазин, Маша пугливо жалась в углу около печи, а Лунёв неподвижно стоял в двух шагах
пред девушкой и всё не мог начать разговора.
Образ
брата, каким она представляла его себе, заслонил
пред ней и отца и Смолина, и она уже говорила себе, что до встречи с Тарасом ни за что не согласится выйти замуж, как вдруг отец крикнул ей...
Он нередко встречал в доме
брата Попову с дочерью, всё такую же красивую, печально спокойную и чужую ему. Она говорила с ним мало и так, как, бывало, он говорил с Ильей, когда думал, что напрасно обидел сына. Она его стесняла. В тихие минуты образ Поповой вставал
пред ним, но не возбуждал ничего, кроме удивления; вот, человек нравится, о нём думаешь, но — нельзя понять, зачем он тебе нужен, и говорить с ним так же невозможно, как с глухонемым.
Алексей, идя последним, нырнул, схватил
брата, поставил на ноги, а когда они, оба мокрые, выпачканные илом, поднялись на берег, Алексей пошёл прямо на жителей, так что они расступились
пред ним, и кто-то боязливо сказал...
Якову казалось, что
брат говорит, видя
пред собою полную комнату людей, он всё более прищуривал глаза и наконец совсем закрыл их. Яков перестал слушать его речь, думая о своём: чем кончится следствие о смерти Носкова, как это заденет его, Якова?
Он увидел
брата сидящим на скамье, в полукружии молодых лип, перед ним, точно на какой-то знакомой картинке, расположилось человек десять богомолов: чернобородый купец в парусиновом пальто, с ногой, обёрнутой тряпками и засунутой в резиновый ботик; толстый старик, похожий на скопца-менялу; длинноволосый парень в солдатской шинели, скуластый, с рыбьими глазами; столбом стоял, как вор
пред судьёй, дрёмовский пекарь Мурзин, пьяница и буян, и хрипло говорил...
Также разделял он ложе с Балкис-Македа, царицей Савской, превзошедшей всех женщин в мире красотой, мудростью, богатством и разнообразием искусства в страсти; и с Ависагой-сунамитянкой, согревавшей старость царя Давида, с этой ласковой, тихой красавицей, из-за которой Соломон
предал своего старшего
брата Адонию смерти от руки Ванеи, сына Иодаева.
Чья-то рука легла на мое плечо и несколько раз меня толкнула… Я открыл глаза и, при слабом свете одинокой свечи, увидел
пред собою Фустова. Он испугал меня. Он качался на ногах; лицо его было желто, почти одного цвета с волосами; губы отвисли, мутные глаза глядели бессмысленно в сторону. Куда девался их постоянно ласковый и благосклонный взор? У меня был двоюродный
брат, который от падучей болезни впал в идиотизм… Фустов походил на него в эту минуту.
Даже в те часы, когда совершенно потухает петербургское серое небо и весь чиновный народ наелся и отобедал, кто как мог, сообразно с получаемым жалованьем и собственной прихотью, — когда всё уже отдохнуло после департаментского скрипенья перьями, беготни, своих и чужих необходимых занятий и всего того, что задает себе добровольно, больше даже, чем нужно, неугомонный человек, — когда чиновники спешат
предать наслаждению оставшееся время: кто побойчее, несется в театр; кто на улицу, определяя его на рассматриванье кое-каких шляпенок; кто на вечер — истратить его в комплиментах какой-нибудь смазливой девушке, звезде небольшого чиновного круга; кто, и это случается чаще всего, идет просто к своему
брату в четвертый или третий этаж, в две небольшие комнаты с передней или кухней и кое-какими модными претензиями, лампой или иной вещицей, стоившей многих пожертвований, отказов от обедов, гуляний, — словом, даже в то время, когда все чиновники рассеиваются по маленьким квартиркам своих приятелей поиграть в штурмовой вист, прихлебывая чай из стаканов с копеечными сухарями, затягиваясь дымом из длинных чубуков, рассказывая во время сдачи какую-нибудь сплетню, занесшуюся из высшего общества, от которого никогда и ни в каком состоянии не может отказаться русский человек, или даже, когда не о чем говорить, пересказывая вечный анекдот о коменданте, которому пришли сказать, что подрублен хвост у лошади Фальконетова монумента, — словом, даже тогда, когда всё стремится развлечься, — Акакий Акакиевич не предавался никакому развлечению.
— Настоящая Иродиада, пляшущая
пред Иродом [Иродиада, пляшущая
пред Иродом. — По библейскому сказанию, Иродиада была любовницей правителя Галилеи, Ирода Антипы —
брата своего мужа; эту преступную связь открыто осуждал Иоанн Креститель; мстительная Иродиада добилась в награду за пляску своей дочери Соломин казни Иоанна Крестителя], — объясняла мне Галактионовна, указывая на Фатевну и о. Андроника.
Вся
братья поверглась на колена
пред новым образом, и умиленный настоятель произнес: «Нет, нельзя человеку с помощью одного человеческого искусства произвести такую картину: святая, высшая сила водила твоею кистью, и благословенье небес почило на труде твоем».
Война!.. знакомый людям звук
С тех пор, как
брат от братних рук
Пред алтарем погиб невинно…
Зара!
пред собой
Ты видишь
брата Росламбека!
— Он, стих этот, кругом читается, с начала и с конца, — всё едино! Я уж некакие слова знаю, мне их один странствующий человек сказал
пред кончиной своей в больнице. Ходят,
брат, по земле неприютные люди и собирают, все собирают эти тайные слова! Когда соберут — это станет всем известно…
Забудь Андрея!
Четырнадцать уж лет в болоте черти
Играют им.
Брат Левкий
пред тобой.
Всея Руси могучий повелитель!
Султан Махмет, твой друг и
брат, тебе
Через меня на воцаренье шлет
Приветствие и, в знак своей приязни,
Седло и златом кованную сбрую
В каменьях драгоценных. Государь!
Султан Махмет, добра тебе желая,
Предостеречь тебя велит, что твой
Неверный раб, царь Александр, замыслил
Тебя
предать и к перскому Аббасу
В подданство переходит!